Стихотворения разных лет - Страница 14

К оглавлению

Как я, как я!

<1926>

ВДРУГ

Иногда бывает так скучно,

Что лучше бы на свет не смотреть,

Как в подземном склепе, душно,

И мысль одна: умереть!

Может быть, России не будет, —

Кто это понял до дна?

Разве душа забудет,

Разве забыть должна?

И вдруг все меняется чудно,

Сердце решает: «пусть!»

И легко все, что было так трудно,

И светла, как молитва, грусть.

Кто сотрет главу Змия, —

Знаю, веря, любя.

Только из рук Господних, Россия,

Только из них мы примем тебя!

1928

СОННОЕ

Что это — утро, вечер?

Где это было, не знаю.

Слишком ласковый ветер,

Слишком подобное раю,

Все неземное — земное.

Только бывает во сне

Милое небо такое, —

Синее в звездном огне.

Тишь, глушь, бездорожье,

В алых маках межи.

Русское, русское — Божье

Поле зреющей ржи!

Господи, что это значит?

Жду, смотрю не дыша,

И от радости плачет,

Богу поет душа.

1928

ОДУВАНЧИКИ

«Блаженны нищие духом…»

Небо нагорное сине;

Верески смольным духом

Дышат в блаженной пустыне;

Белые овцы кротки,

Белые лилии свежи;

Геннезаретские лодки

Тянут по заводи мрежи.

Слушает мытарь, блудница,

Сонм рыбаков Галилейских;

Смуглы разбойничьи лица

У пастухов Идумейских.

Победоносны и грубы,

Слышатся с дальней дороги

Римские медные трубы…

А Равуни босоногий

Все повторяет: «Блаженны…»

С ветром слова улетают.

Бедные люди смиренны, —

Что это значит, не знают.

Слушают, не разумея;

Кто это, сердце не спросит.

Ветер с холмов Галилеи

Пух одуванчиков носит.

«Блаженны нищие духом…»

Кто это, люди не знают,

Но одуванчики пухом

Ноги Ему осыпают.

1928

Я НЕ БЫЛ СЧАСТЛИВ НИКОГДА

Я не был счастлив никогда,

Из чаши сладостной я не пил.

Так за годами шли года;

Огонь потух, остался пепел.

И в вечер поздний и туманный

Огня у пепла не прошу,

Лишь теплотой благоуханной,

Склонясь к нему лицом, дышу.

О, пусть же все несовершенно, —

Во всем — таинственная весть,

И Бога моего смиренно

Благодарю за все, что есть.

1929

ГЛАВНОЕ

Доброе, злое, ничтожное, славное, —

Может быть, это все пустяки,

А самое главное, самое главное,

То, что страшней даже смертной тоски, —

Грубость духа, грубость материи,

Грубость жизни, любви — всего;

Грубость зверихи родной, Эсэсэрии, —

Грубость, дикость — и в них торжество.

Может быть, все разрешится, развяжется?

Господи, воли не знаю Твоей,

Где же судить мне? А все-таки кажется,

Можно бы мир создать понежней!

<1930>

ПЯТАЯ

Бедность, Чужбина, Немощь и Старость,

Четверо, четверо, все вы со мной,

Все возвещаете вечную радость —

Горю земному предел неземной.

Темные сестры, древние девы,

Строгие судьи во зле и добре,

Сходитесь ночью, шепчетесь все вы,

Сестры, о пятой, о старшей Сестре.

Шепот ваш тише, все тише, любовней;

Ближе, все ближе звездная твердь.

Скоро скажу я с улыбкой сыновней:

Здравствуй, родимая Смерть!

<1930>

ЛЕГЕНДЫ И ПОЭМЫ

ВОСТОЧНЫЙ МИФ

Взлелеянный в тиши чертога золотого,

Царевич никогда не видел мук и слез,

Про зло не говорил никто ему ни слова,

И знал он лишь одно о силе черных гроз,

Что после них в саду свежее пурпур роз.

Он молвил раз: «Отец, мешает мне ограда

Смотреть, куда летят весною журавли,

Мне хочется узнать, что там, за дверью сада,

Мне что-то чудится волшебное вдали…

Пусти меня туда!..» И двери отворились,

И, светлый, радостный, едва блеснул восход,

Царевич выехал на север из ворот.

Из шелка веера и зонтики склонились,

Гремела музыка, и амброй дорогой

Кропили путь его, как свежею росой.

Но вдруг на улице, усеянной цветами,

В ликующей толпе он видит, как старик

С дрожащей головой, с потухшими очами

На ветхую клюку беспомощно поник.

И конюха спросил царевич изумленный:

«О что с ним?.. Взор его мне душу леденит…

Как страшен бледный лик и череп обнаженный.

Беги ему помочь!..» Но конюх говорит:

«Помочь ему нельзя: то старость роковая,

С тех пор, как потерял он юность и красу,

Покинутый людьми, живет он, угасая,

Забыт и одинок, как старый пень в лесу.

Таков удел земной!..» — «О, если так, — довольно,

Не надо музыки и песен, и цветов.

Домой, скорей домой!.. Мне тягостно и больно

Смотреть на счастие бессмысленных глупцов.

Как могут жить они, любить и веселиться,

Когда спасенья нет от старости седой;

И стоит ли желать и верить, и стремиться,

Когда вся жизнь — лишь бред! Домой, скорей домой!..»

Семь дней прошло, и вновь, едва блеснул восход,

Царевич выехал на полдень из ворот.

Душистой влагою пропитанные ткани

Над пыльной улицей раскинули навес,

Светился золотом в дыму благоуханий

Хоругвий и знамен колеблющийся лес.

Но в праздничной толпе, что весело шумела,

Забытый, брошенный им встретился больной.

И пес ему в пыли на ранах лижет гной,

И в струпьях желтое, измученное тело

От холода дрожит, меж тем как знойный бред

Зрачки воспламенил, и юноша несмело